- 8-905-983-78-02
- Россия, Алтайский край, с. Кислуха
- ikrzhm@mail.ru
Св. прав. Иоанн Кронштадтский, моли Бога о нас!
Святой праведный Иоанн Крондштадтский
Иоа́нн Кроншта́дтский (Иван Ильич Се́ргиев; 19 (31) октября 1829, село Сура, Пинежский уезд, Архангельская губерния — 20 декабря 1908 (2 января 1909), Кронштадт, Санкт-Петербургская губерния) — священник Русской Православной Церкви, митрофорный протоиерей; настоятель Андреевского собора в Кронштадте; член Святейшего правительствующего синода с 1906 года (от участия в заседаниях уклонился), член Союза русского народа. Проповедник, духовный писатель, церковно-общественный и социальный деятель правоконсервативных монархических взглядов, Почётный член Императорского Православного Палестинского Общества.
Учёба: В 1839 году поступил своекоштным воспитанником в Архангельское приходское училище, к окончанию которого был первым учеником. Перешёл в Архангельскую духовную семинарию, окончил её в 1851 году вторым учеником и за успехи был в том же году отправлен учиться на казенный счет в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил в 1855 году со степенью кандидата богословия, защитив работу «О Кресте Христовом в обличении мнимых старообрядцев»
Семья: По словам о. Иоанна, учась в духовной академии, он увидел себя во сне в священнических одеждах, служащим в соборе г. Кронштадт. Через несколько дней он получил предложение взять в жены дочь настоятеля того самого собора и согласился. Детей у отца Иоанна не было; согласно его «Краткому житию» в официальном издании Московского Патриархата, супруги «приняли на себя подвиг девства». Его супруга — Елизавета (1829—1909) — дочь протоиерея кронштадтского Андреевского собора Константина Несвицкого. Первое официально составленное (по благословению священноначалия Русской Зарубежной Церкви) «Житие» (1964) говорило, что «брак о. Иоанна <…> был только фиктивный, нужный ему для прикрытия его самоотверженных пастырских подвигов.» Супруги воспитывали как своих детей двух дочерей сестры Елизаветы Константиновны, Анны — Елизавету и Руфину. Последняя впоследствии вышла замуж за мичмана Николая Николаевича Шемякина, получив от о. Иоанна в приданое 6000 рублей золотом. Руфина Шемякина записала проповеди последних лет жизни о. Иоанна и в 1909 году издала 2 книги о своих дяде и тёте. Судя по записям личного дневника о. Иоанна, его супруга с половины 1870-х стала проявлять ревность, подозрительность и даже враждебность по отношению к нему; запись в дневнике в 1883 году свидетельствует, что «домашние» о. Иоанна не говели (даже на первой неделе Великого поста) и выказывали «неуважение к постановлениям церковных». В конце жизни Елизавета Константиновна перенесла тяжелую операцию, после которой лишилась ног. Скончалась 22 мая 1909 года, отпевал её епископ Гдовский Кирилл (Смирнов), похоронена в ограде Андреевского собора.
Служение: Хотел принять монашество и поступить в миссионеры, чтобы проповедовать христианство народам Сибири и Америки. Но увидев, что жители столицы «знают Христа не больше, чем дикари какой-нибудь Патагонии», он решил остаться здесь. После рукоположения был направлен в Кронштадт — место административной высылки асоциальных личностей и многочисленных нищих и чернорабочих. В Кронштадте о. Иоанн «стал посещать лачуги, землянки и бедные квартиры. Он утешал брошенных матерей, нянчил их детей, пока мать стирала; помогал деньгами; вразумлял и увещевал пьяниц; раздавал все своё жалованье бедным, а когда не оставалось денег, отдавал свою рясу, сапоги и сам босой возвращался домой в церковный дом». Это привело даже к тому, что одно время его жалование выдавалось не ему, а его жене. 10 декабря 1855 года в кафедральном соборе Петра и Павла в Санкт-Петербурге епископом Ревельским Христофором (Эмаусским, викарием Санкт-Петербургской митрополии, был посвящён во диакона, а через день, 12 декабря, 26-летний Иоанн рукоположен в священники к Андреевскому собору Кронштадта, в котором и прослужил 53 года, до самой кончины. С 1857 года — законоучитель Кронштадтского городского училища; с 1862 года преподавал Закон Божий в местной классической гимназии — в течение последующих 25 лет. Его новаторское отношение к своим пастырским обязанностям, выражавшееся, в частности, в чрезвычайной эмоциональности его проповедей (как говорили очевидцы, он нередко на них обливался слезами), встречало в 1860-е годы непонимание и неодобрение у других клириков собора, в котором он был тогда только 3-м священником, а также школьного начальства. Согласно его личному дневнику, первый случай того, что было воспринято им как исцеление больного по его молитве, произошёл 19 февраля 1867 года, когда он сделал запись: «Господи! Благодарю Тебя, яко по молитве моей, чрез возложение рук моих священнических исцелил еси отрока (Костылева). 19 февр. 1867. <…>» С 1875 года — протоиерей; c 1894 года — настоятель Андреевского собора; c 1899 года — митрофорный протоиерей. С самого начала своего служения занимался частной благотворительностью, с 1880-х расширил её: основал «Дом трудолюбия» (работный дом с мастерскими), школу для бедных, женскую богадельню, детский приют. Богослужения в приходах Петербурга, совершаемые им по приглашению купечества, временами вызывали трения с местным духовенством, а также недовольство петербургского митрополита Исидора (Никольского). Вопреки принятой тогда в Российской Церкви практике, ввёл общую исповедь (в таинстве покаяния), призывал к частому приобщению Святых Таин (в России того времени распространено было обыкновение приобщаться дважды или даже единожды в год, Великим постом). Состоял почётным членом в Свято-Князь-Владимирском братстве.
Всероссийская известность: В 1870-е распространением славы о духовных дарованиях протоиерея Сергиева в Кронштадте занималась Параскева Ковригина; после цареубийства 1 марта 1881 года она перенесла свою деятельность в Санкт-Петербург. 20 декабря 1883 года в столичной газете «Новое время» Алексея Суворина было напечатано от имени ряда частных лиц «Благодарственное заявление», которое, по мнению составителей «Жития» о. Иоанна («Журнал Московской Патриархии», 1990), явилось «началом всероссийской известности кронштадтского священника». К началу 1890-х гг. получил такое почитание в народе, что всюду в России, где только становилось известно о его приезде, заранее собиралось множество людей; вокруг него собирались толпы и буквально рвали его одежду (один раз жители Риги разорвали его рясу на куски, каждый желая иметь у себя кусочек). Ежегодно, с 1891 года, ездил к себе на родину в Суру; все поездки, как пишет игумен Иоанн (Самойлов), описаны: спустя несколько дней в местных газетах появлялось подробное описание визита: его встречали многотысячные толпы народа, создавая трудности для обеспечения перемещения и безопасности.
Благотворительная деятельность: Рост известности и почитания Иоанна Кронштадтского привели к тому, что ему стали жертвовать большие денежные суммы — лично и почтовыми переводами. Крупные суммы (до 50 тыс. рублей) жертвовал отец Иоанн на строительство и поддержание благотворительных учреждений, школ, больниц, монастырей и храмов, жертвовал в благотворительные общества в том числе других конфессий (татарам, евреям). О своей благотворительности отец Иоанн говорил так: «У Бога нет ни эллинов, ни иудеев. У меня своих денег нет. Мне жертвуют и я жертвую. Я даже часто не знаю, кто и откуда прислал мне то или другое пожертвование. Поэтому и я жертвую туда, где есть нужда и где эти деньги могут принести пользу». Секретарь отца Иоанна говорил, что за июнь 1895 г. им было послано по почте различным просителям 25 тысяч рублей, не считая личных жертв из рук в руки, сумму которых никто не знал, даже сам отец Иоанн. С другой стороны, известность о щедрости Иоанна Кронштадтского привлекала к нему огромное число просителей — от простых нищих до богатых купцов, пришедших в отчаяние из-за критической ситуации (банкротство, проигрыш в карты и т. п.). Передвигался по Кронштадту отец Иоанн в сопровождении целой «армии» нищих, которым он раздавал милостыню дважды в день — утром и вечером. Перед раздачей толпа нищих распределялась на десятки, каждому из которых давался рубль, который далее разделялся на 10 человек. Этой суммы — 10 коп. утром и 10 коп. вечером — хватало, чтобы найти дневное пропитание и оплатить ночлег. Чем более он раздавал деньги, тем более ему жертвовали. По разным источникам, через руки отца Иоанна проходило от 150 тысяч до миллиона рублей в год. Церковь, построенная в селе Сура о. Иоанном Кронштадтским. Фото 1986 г. В 1891 году построил в родной ему Суре, представлявшей группу из 16 деревень, расположенных как по реке Пинеге, так и её притоку Суре, каменную приходскую церковь; в другой части села основал женский монастырь (Иоанно-Богословскую женскую общину). К 1890-м в Кронштадте сложилась местная индустрия по обслуживанию значительного потока паломников, приезжавших в надежде на встречу с Иоанном. Ввиду физической невозможности уделить внимание всем желающим, Иоанн был вынужден нанять штат сотрудников (женщин-секретарей), ведавших отбором посетителей; в итоге, неизбежно, вокруг него сложился своеобразный бизнес, причём некоторые его секретари, беря себе в карман мзду за возможность визита, «сколотили себе небольшой капитал и снискали гнев тех, кто обращался к ним за содействием».
Посещения Москвы: Бывший с сентября 1894 года слушателем Московского университета, почитатель отца Иоанна Н. Ястребов, будучи в эмиграции опубликовал свои воспоминания о регулярных (в среднем не менее одного раза в месяц) посещениях Москвы Иоанном Сергиевым в тот период, — которые всегда проходили в будничный день (в пределах одного дня, без ночёвки). Прибывал в Москву утренним скорым или курьерским поездом Николаевской дороги; его приезд всегда держался в секрете, а допуск в храм (всегда домовый или иногда монастырский), где он имел служить (всегда со своим псаломщиком Пельдсом), был только по билетам. На вокзале его встречала в карете (и с отдельной коляской для Пельдса) вдова-купчиха Софья Яковлевна Бурхард, заведовавшая посещениями Сергиева в Москве, и чины жандармской полиции; с вокзала он сразу ехал в ту или иную церковь для служения литургии; потом посещал знакомых, больных (по списку Бурхард); отбывал из Москвы более торжественно и публично чрез парадные комнаты Николаевского вокзала. Хозяин дома, который посетил Иоанн Сергиев (обычно в частных домах он совершал водосвятный молебен по особому чину: значительно сокращённому и с добавлением своих собственных молитв), после «чаю» («стол, богато и красиво уставленный всякими яствами») передавал ему при прощании в конверте некоторую сумму денег, количество которых, по свидетельству Ястребова, никогда не интересовало о. Иоанна, хотя он никогда не отказывался от платы (Ястребов писал, что знал лиц, вручивших ему за посещение 500 руб и тех, кто давал 5 руб). Проезд из Кронштадта в Москву и обратно в отдельном купе (130 руб) оплачивался тем лицом, которое специально приглашало его и к которому в таком случае делался первый визит после церковного богослужения; карета (30 руб) оплачивалась богатой вдовой статского советника Марией Павловной Дюгамель († 10 сентября 1907), у которой в особняке на Никитском бульваре он всегда обедал и немного отдыхал. К служению литургии обычно приглашались те или иные лица из московского духовенства, но неизменно — протоиерей Благовещенской, что на Житном дворе в Кремле, церкви (не сохранилась) Николай Константинович Лебедев. На обед в доме Дюгамель, дружба с которой восходила к дням юности Сергиева, когда она помогала ему материально, обычно (если не было строгого поста) подавались рыбные закуски: селёдка, сёмга, отварная белуга и икра; мясного, за исключением бульона из куриных потрохов, он не ел ничего; из вина выпивал 1—2 рюмки «елисеевского» хереса «Золотой кораблик» — по рекомендации самого Елисеева. За чашкой кофе в гостиной Дюгамель неизменно читал газету «Московские ведомости», тогдашний редактор которой Владимир Грингмут, пользовался его одобрением и уважением за крайне правую редакционную линию.
Образ жизни: Вставал около четырёх часов утра, после службы в кронштадтском соборе, оканчивавшейся около полудня, посещал приезжих и местных жителей Кронштадта, пригласивших его по той или иной нужде. Обычно это были просьбы о молитве у постели больного. Затем отправлялся в Петербург. Летом на пароходе до Ораниенбаума, а зимой по льду на санях. В Петербурге также посещал людей, просивших его о посещении, а также общественные мероприятия и торжества, напр., открытие фабрик. Поздним вечером, нередко после полуночи о. Иоанн возвращался домой в Кронштадт. В период Великого Поста отменял ежедневные поездки в Петербург, но, после посещения квартир в Кронштадте, принимал исповедь в Андреевском соборе. Поскольку было большое число желающих попасть к нему на исповедь, она была очень продолжительной и часто длилась с часу или двух дня до двух часов ночи, а иногда отец Иоанн исповедовал до самой утренней службы. Сильно утомившись к одиннадцати вечера, он прерывал исповедь на полчаса, чтобы проехаться в коляске по свежему воздуху и восстановить силы, после чего снова возвращался в собор и продолжал исповедь. Нередко в течение дня не имел возможности подкрепиться пищею надлежащим образом. Не имел личного времени. Спал очень мало, не всегда даже 3-4 часа. В таком режиме он жил ежедневно в течение нескольких десятилетий.
Внешний облик: Отец Иоанн Кронштадтский был среднего роста, движения были порывистыми и резкими, был очень бодр для своего возраста и выглядел не по годам молодо, «на лице светилась обычная приветливая улыбка». По мнению его почитателей и агиографов, «самый внешний вид отца Иоанна был особенный, какой-то обаятельный, невольно располагавший к нему сердца всех: в глазах его отображалось небо, в лице — сострадание к людям, в обращении — желание помочь каждому». Многие «самовидцы» отмечали у о. Иоанна его голубые «пронизывающие насквозь собеседника» глаза: «Батюшка взглянул на меня каким-то особенным взглядом, который в редкие минуты мне удавалось наблюдать у него, — какой-то, если можно выразиться, потусторонний взгляд. Зрачки исчезали, и точно голубое небо смотрело из глаз, казалось, что и Батюшка исчезал и только один этот взгляд оставался». Из рассказа одного бывшего пьяницы, который после взгляда о. Иоанна перестал пить: «Я стал у кареты, отворил ему дверцы, сам стараюсь держаться попрямее… Потом взглянул ему в глаза, а глаза-то его смотрят на меня не то гневные, но глубокие без конца, чем дальше смотришь, тем глубже и горят таким огнём, что мне стало жутко. Я за голову схватился, не в шапке мол я: так страшно стало. Разгневался батюшка видно. Потом видно смиловался. — „Зачем ты, голубчик, пьёшь?“. Вот с тех пор я не пью». Ряд авторов отмечали дорогую одежду отца Иоанна; а также то, что он передвигался по России (кроме Москвы) в министерском салон-вагоне, стоимость которого оплачивала принимающая сторона. Дорогую одежду некоторые лица ставили в вину отцу Иоанну. Однако, по свидетельству очевидцев, он не заказывал её себе, и принимал лишь для того, чтобы не обидеть даривших лиц, искренно хотевших чем-либо отблагодарить его или услужить ему.
Общественно-политическая деятельность: В 1903 году вместе с епископом Волынским Антонием (Храповицким) выступил с осуждением кишинёвского погрома (их совместно подписанное «Слово о кишинёвских событиях» (Кишинёв, 1903, и Одесса, 1903) распространялось еврейскими обществами), чем навлёк на себя гнев и негодование со стороны крайне правых. Следует отметить, что в письме «христианам г. Кишинёва» от 23 мая 1903 года он фактически извинялся за осуждение погромщиков и заявил, что «в погроме виноваты преимущественно сами евреи». В частном письме от 31 октября 1905 года так объяснял события Первой русской революции: «по всему виновники — евреи, подкупившие наших хулиганов убивать, грабить, изводить пожарами русских людей». Приветствовал создание Союза русского народа (монархической организации, основанной в 1905 году, и впоследствии ставшей крупнейшей в Империи), а в 1907 году вступил в него рядовым членом, написав в заявлении: «Желая вступить в число членов Союза, стремящегося к содействию всеми законными средствами правильному развитию начал Русской государственности и русского народного хозяйства на основах Православия, Неограниченного Самодержавия и Русской Народности, — прошу зачислить меня как единомышленника». 15 октября 1907 года, за год и 2 месяца до кончины, был избран пожизненным почётным членом Союза; участвовал в мероприятиях, организованных «союзниками», выступал на монархических собраниях и крёстных ходах.
Болезнь и кончина: Впервые серьёзно заболел в декабре 1904 года; 3 января 1905 года над ним, по его просьбе, причтом Андреевского собора было совершено таинство елеосвящения, которое проходило при большом стечении народа вокруг дома о. Иоанна. Последние 3 года страдал «мучительной болезнью мочевого пузыря». Некоторые почитатели связывают последнее с преданием об увечьях, нанесённых о. Иоанну в паховую область, в одном из домов, куда его пригласили якобы для молитвы над больным, о чём отец Иоанн попросил своих спутников никому не рассказывать «чтобы не было погромов». Ежедневно приобщаясь Святых Таин; последнюю литургию совершил 9 декабря 1908 года; в последние дни Святые Дары ему приносили ежедневно в дом. Скончался в Кронштадте 20 декабря 1908 года, в 7 час. 40 мин. утра, на 80-м году жизни; не оставил духовного завещания и каких-либо денежных сбережений.
Погребение: Заупокойные службы в Андреевском соборе возглавлял епископ Гдовский Кирилл (Смирнов); присутствовали местные военные чины, в частности дальний родственник почившего — командир Кронштадтского порта контр-адмирал Иван Григорович. 22 декабря тело было доставлено из Кронштадта на санях по льду в Ораниенбаум, далее в траурном салон-вагоне — на Балтийский вокзал. В Петербурге по пути следования процессии были расставлены усиленные наряды полиции; у вокзала, который был полностью оцеплен, «полиции масса»[94]. Чрез градоначальника Драчевского последовало повеление процессии идти мимо Зимнего дворца, по набережной. В Иоанновский монастырь на Карповке тело было доставлено около 20 час. 30 мин., после чего начался парастас, совершённый епископом Архангельским и Холмогорским Михеем (Алексеевым), духовным чадом почившего. 23 декабря, в 5 часов утра, по распоряжению полицеймейстра полковника Галле, доступ народа в храм был прекращён; корреспонденция газеты «Московские ведомости» из Петербурга, гласила: «<…> В 9 часов утра, 23 декабря, начинает съезжаться в Иоанновский монастырь духовенство. Вокруг обители и в храме довольно пустынно: богомольцы сюда впускаются только по особым пригласительным именным билетам от игумении Ангелины, без которых полиция не пропускала даже духовенство… И вместо вчерашней религиозно-возбуждённой толпы народной, рвавшейся на поклонение праху возлюбленного пастыря, виднеются лишь избранные и официальные лица… Наблюдается также чрезмерное обилие полицейских чинов, равных почти по численности приглашённой публике… Обидно было это безлюдье у гроба пастыря-народолюбца <…>». Заупокойную литургию и последующее отпевание возглавил митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) в сослужении архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) и иных архиереев, с сонмом духовенства; надгробное слово в конце литургии, вместо запричастного стиха, произнёс свойственник почившего протоиерей Философ Орнатский; пред отпеванием слово также сказал митрополит Антоний (Вадковский)